Олег Мухин - Человек: 3. Автор
8
Боль, внезапно возникшая утром в правом виске, к обеду расползлась тяжёлым свинцом по всей лобной части черепа. Ощущение было такое, словно ты умираешь. Навалилась полная апатия, и мысль «а пошло оно всё к чёрту» занозой засела в мозгу.
Усилием воли он заставил себя помассировать болевые точки, но от этого стало только хуже. Конечно, нужно было бы принять таблетку «от головы», однако, во-первых, он был против всяких таблеток, и их просто не было дома, а, во-вторых, до аптеки было далеко идти. Безумно далеко.
Он знал, почему у него болит голова. Она болела не с похмелья (вчера они с Армстронгом выпили всего лишь по рюмке коньяка). Голова болела от страха. От гадкого чёрного страха, вот уже несколько дней как поселившегося в нём. До обеда он ничего не делал, только, неподвижно сидя на стуле у окна, смотрел на море. А к часу дня так привык к тупой тошнотворной боли, что даже начал испытывать от этого некоторое удовольствие, будто садомазохист.
«Спрячусь у Вики, – подумал он и тут же мысленно улыбнулся. – Смешно. Найдут в два счёта. Только уезжать из города. Да подальше. В другой конец страны. А там жениться и взять фамилию жены. Найдут. Надо бежать за границу. А вся эта возня с сайтом, уничтожение файлов – так, ерунда, закапывание головы в песок.»
В поле зрения Дениса возник его старый знакомый – вишнёвого цвета турецкий балкер, на этот раз покидающий порт, по ватерлинию гружёный ржавым железом. Денис взял с подоконника бинокль, отрегулировал резкость. «Так и есть. «Мустафа Ибрагим. Стамбул. IMO-номер такой-то».» На корме судна стоял турецкоподданный, в одних шортах, с расстегнутой ширинкой и мочился за борт. На лице у турецкоподданного сияла блаженная улыбка. У турецкоподданного голова не болела.
Запищал электронный будильник, запрограммированный на полвторого. Денис включил тюнер, потом телевизор, набрав на дистанционке нужную цифру. Спутниковая антенна, установленная на балконе, зажужжав, стала поворачиваться. Антенна поворачивалась очень медленно. И очень громко.
На экране возникла голова седовласого пожилого человека в очках с сильными линзами. Был виден также белый воротник его рубашки, а за спиной – довольно высокая спинка кресла-трона из красноватого дерева. Ещё дальше – нечёткие цветные фотографии в рамочках на стене.
– …«Теория бога» сродни «Теории Деда Мороза», – низким тихим голосом сказал человек. – И там, и там: ожидание чуда, таинственность, надежда на лучшее. Иисус Христос – это эдакий Дед Мороз, который однажды прибудет на землю и раздаст подарки тем, кто их якобы действительно заслуживает. Отличие в том, что «Теория бога» – для взрослых, а «Теория Деда Мороза» – для детей.
– По-моему, у вас сегодня очень хорошее настроение, и вы просто шутите, – прокомментировала журналистка, оставшаяся за кадром. Голос у журналистки был бархатистый.
Седой человек никак не отреагировал. Лишь поправил сползшие на нос очки. Взявшись двумя пальцами за окуляр, вернул их на место.
– Пожалуй, я всё же делаю большой комплимент «Теории бога», сравнивая её с «Теорией Деда Мороза». На самом деле «Теория бога» гораздо ближе к «Теории коммунизма». Обе они оставили после себя в истории длинный кровавый след. Хотя у
«Теории бога» след-то подлиней будет и покровавей.
Девушка оказалась прехорошенькой. Коротко стриженные каштановые волосы, серые глаза, ярко-алые накрашенные губы, ямочки на щеках, курносенькая. Когда говорит, хитровато улыбается.
– А смысл жизни? В чём он, как вы считаете?
– Можно ли найти в тёмной комнате чёрную кошку, которой в ней никогда не бывало? – вопросом на вопрос ответил интервьюируемый и продолжил: – Как можно отыскать то, чего не существует? Что бы мы ни делали, бессмысленно всё. Однако многие верят, что это не так. Пытаются придумывать собственные смыслы. На самом деле мы живём не в поисках смысла жизни, а в поисках удовольствий. Для нас удовольствия вот смысл жизни.
– То есть вы полагаете, что бороться за свои гражданские права человечеству не стоит? И все эти акции: «Захвати Уолл-стрит», «Захвати Лондон» и так далее – не имеют никакого смысла? А первая и вторая Белые революции – пустая трата времени?
«Похоже, за такие вот вопросы её и прозвали Собака-кусака», – подумал Денис.
– Кто я такой, чтобы советовать другим, что им делать, а что – нет? Я только хочу обратить ваше внимание, милая барышня, что все эти люди, пришедшие протестовать, и в Нью-Йорке, и в Лондоне, и в Москве, не требуют накормить голодающих в Африке или вылечить, скажем, больных СПИДом детей или помочь пострадавшим от катастроф, все эти люди требуют лишь больший кусок для себя, поскольку в мире делёжка пирога происходит крайне неравномерно.
– Именно поэтому вы не участвовали ни в первой, ни во второй революциях?
– Какие революции, мне в следующем году стукнет восемьдесят?
Собака-кусака скосила глаза, видимо, кинула быстрый взгляд в шпаргалку, лежащую на столе, и снова набросилась на добычу. Чёрное платье у журналистки было строгое, но стильное, и оно ей очень шло.
– Космические полёты. Нужен ли нам вообще космос? В последнее время интерес к нему как-то поубавился. Я имею в виду, отправятся ли люди когда-нибудь к другим планетам Солнечной системы, в дальний, так сказать, космос?
– Тут бы с ближним разобраться. Длительные орбитальные полёты отрицательно сказываются на космонавтах. Если они и не становятся инвалидами, то существенно подрывают своё здоровье. Думаю, на других планетах Солнечной системы нам делать нечего.
– Сидите, люди, на матушке-Земле и не рыпайтесь.
– Совершенно верно. Известно ли вам, что член экипажа МКС в день получает дозу радиации, примерно равную дозе облучения человека на Земле за год?
9
Я несколько раз терял его из виду и поэтому добавил газу. Однако самого момента, как он кувыркнулся, так и не просёк. Вот только что мелькнула среди разлапистых зелёных веток его коренастая фигура, с трудом втиснутая в камуфляжный комбинезон с кислородным прибором на спине, и вдруг – бац, исчезла, как не бывала, а в наушниках – мат-перемат да тяжёлое дыхание с перепугу.
У меня у самого сердце сжалось, когда это произошло. А когда я поближе подобрался и увидел, как он на ровном месте руками-ногами двигает, а встать не может, так вообще чуть ли не сознание помутилось.
Я его спрашиваю, Морда, чего это ты свалился, спотыкнулся, что ли? А сам уже ловлю себя на мысли, что ответ я и без него знаю. Не спотыкался он. А Морда на меня сквозь стёкла своего противогаза смотрит и так это печально говорит: «Вытащи меня отсюда, Ладен. Попал я, дружище. Вытащи, дай руку, братуха».
Я бы ему руку, конечно, не подумавши хорошенько, протянул, да что-то меня остановило. А тут ещё и окрик Деда слышу: «Отставить! Не трогать! На обратном пути заберём». «Как же, – думаю, – заберём. Рассказывай сказки. Он ведь приговорённый.
Финита. Никто и пальцем не пошевелит. Будет здесь валяться, пока не окочурится. А если какие-нибудь зайцы бешеные сожрут, или из своего пистолета застрелится, так это за счастье.»
Ну что мне было делать? Понимаю ведь, что теперь моя очередь этот ад на себе испытывать, а никак не отвертеться, знал, на что шёл. Переклацнул я ППШ на одиночные выстрелы, пальнул разок по направлению движения да побрёл туда, куда пуля моя угодила.
А Морда ещё минут…дцать (часы ведь ни фига не ходили) попроклинал всех: от меня до Деда, а от Деда до самого министра обороны, а потом замолчал, словно смирился со своей горькой участью, что ему корячилась. Или, может, поверил, что на обратном пути его заберут, не знаю. А перед тем, как замолчать окончательно, сказал лишь загадочную фразу напоследок: «Скользко тут до охренения» и затих на веки вечные.
А я иду себе по лесу, и перед глазами у меня картинка, как Морда, будто жук какой-то, на спине лежит и лапками перебирает, а подняться не может, и дозиметр его стопудовый на груди стоит вертикально, вверх тормашками, словно земное притяжение на него не действует, и почему-то не падает. И ещё другая картинка мне в сознании отпечаталась (это, когда я Морду искал, увидел): высосанное до трухи дерево, оплетённое жуткими противными «усищами», что с «сетки» посвешивались.
«Ну и зона, – думаю, – ну и дьявольщина. Что от неё мне теперь ждать-то?» Однако ж ничего необычного она мне вроде как пока не уготовила. Иду себе, с автоматом наперевес. В случае чего, стрелять буду. Патронов не пожалею.
И прошёл я без проблем особых шагов эдак с тысячу, или даже полторы, не считал я, сколько; точнее, считал, но на пятистах с чем-то сбился. Всё время постреливал одиночными, да по сторонам то и дело поглядывал. Но никакой пакости со мной, слава богу, не случилось. И даже страх понемногу из меня улетучиваться начал. И тут я серебристое что-то увидел. Пускает в глаза мне «солнечный зайчик», что сквозь дырочку в «сетке» пробился, да стоит себе спокойненько так, будто поджидает, когда я подойду.
